Номер 52 (590), 28.12.2001
К оглавлению
номера
К оглавлению


И. МИХАЙЛОВ

ТАЙНА ДОМА НА СОФИЕВСКОЙ

6. Русский Гамлет

Должен откровенно признаться: мне не давала покоя загадка чудесного спасения дневника Остен-Сакена. В самом дневнике, который, как я уже писал, Дмитрий Ерофеевич вел до самой своей кончины, об этом ничего не говорится.

Тогда я решил вновь обратиться к милейшему Анатолию Васильевичу. На мой вопрос вместо ответа он протянул мне пачку писем и указал конкретно на одно из них. В письме от 1 июня 1857 года кроется разгадка. Известно, что Дмитрий Ерофеевич переписывался о Федором Кузьмичом, богомольным старцем, речь о котором еще впереди. Так вот, в одной из своих корреспонденций к старцу граф Остен-Сакен подробно описывает события, которые нам, одесситам, особенно должны быть интересны.

Одесса, начало апреля 1854 года. Самый разгар Крымской войны. Жители города – в немалой тревоге. Близится страстная пятница, канун большого православного праздника, который может быть омрачен нападением англо-французской военно-морской эскадры на мирный, незащищенный город.

Одесса плохо укреплена, почти нет военных кораблей у ее побережья, совсем немного солдат и матросов, выделенных командованием для охраны священных рубежей. Конечно, основные силы русской армии – у Севастополя, но и Одесса для России имеет далеко не второстепенное значение.

Остен-Сакен пишет: "Бомбометание состоялось. Слава Богу, все обошлось без особых потерь; некоторые здания повреждены; то там, то здесь небольшие полыхают пожары; отличился Щеголев; каков молодец! Русского человека не заставишь труситься от страха. Он и сам в гневе страшен...

Дом на Софиевской уцелел; только небольшие трещины; велик ли ущерб? Нет, разумеется. Он почти пуст... Но все там хранит воспоминание... Е.И.В. изволил интересоваться делами в Одессе. Предстоит серьезный разговор... Я знаю, что мне следует предпринять. Посетил дом, перед отбытием в столицу; спустился вниз, нашел тайник...

Император суров и почти никого не принимает. Меня позвали. Указал на кресло, а сам все ходит взад-вперед; мрачный, явно недовольный. Потом спрашивает меня: "Изволь, Дмитрий Ерофеевич, толково ответ держать: давно ли записи ведешь?" Сказал и на меня посмотрел. Холодные, светло-серые глаза упрямо глядели мне в лицо. Трудно выдержать такой взгляд. Я ответил; "Давно, Ваше Величество, самого двадцать второго года".

Вновь государь зашагал по кабинету, время от времени на меня глядя..." О покойном императоре писал, Дмитрий Ерофеевич, любезный граф наш?"— "Писал", – говорю, – "Ваше Величество". – "А нельзя ли мне посмотреть твои записки?" Тут он перестал ходить по комнате и остановился супротив меня. "Нельзя", – отвечаю, – "Ваше Величество. Дневник я взял в Одессу, чтобы все тамошние события подробно описать. Во время бомбардировки он ненароком сгорел".

У Государя поднялись брови, по липу пробежала тень. Он чуть качнул головой то ли в знак согласия, что поверил моему рассказу, то ли – наоборот. Не могу знать. Только после этого разговора он больше о дневнике не спрашивал. А через несколько месяцев наш Государь скончался..."

Если верить письму, а сомневаться у нас нет оснований, дневник какое-то время хранился в Одессе, в доме, где ныне известный всей Украине Художественный музей. Но почему "дом"? Это скорее дворец, с которым связано много интересных происшествий и даже легенд, причем последние преобладают. Для примера возьмем историю его строительства. Сколько путаницы, всевозможных предположений, догадок и неточностей! А ведь речь идет о сооружении первой трети XIX в., а не времен фараона Хеопса. Расторопные экскурсоводы рассказывают посетителям всякую быль вперемешку с вымыслом, но главного они не знают. На протяжении ряда лет своды прекрасного здания хранили одну из величайших тайн государства, но об этом – в свое время.

Вернемся к Александру, добровольно ставшему предосудительным сектантом, в то время как его младший брат венчался на царство. Так было задумано. Как в любом спектакле могут быть режиссерские погрешности, фальшивая игра актеров, наконец, сам автор пьесы допускает неточности, так и в этой разыгравшейся драме.

Столица Российской империи, 1804 год. Молодой Александр I, окруженный преданными друзьями-единомышленниками полон идей и планов по реформированию общественно-политической жизни страны. Среди добрых дел, совершенных в том году, оказалось одно, которое вскоре почти всеми было забыто.

Император милостиво разрешил духоборцам поселиться на юге страны, в Таврической губернии, на реке Молочной. Он даже предписал, чтобы им не чинили препятствий в отправлении культа, поскольку власти их люто ненавидели, повсеместно настраивая против антихристов чернь.

Из дневника Остен-Сакена: "... мне скоро – в войска (граф был участником русско-иранской войны 1826-1827 гг. – И.М.), но сперва я отправился на реку Молочную... Его просто не узнать: в холщовой рубахе, мужицкий тулуп, простая заячья шапка, отрастил бороду. Его любят, кличут "братом". Он усердно молится. Ест и пьет с общего котла. Подружился с неким Иоанном. Я взглянул на сего отрока и ахнул: "Как похож на библейского пророка!" У него черные, как смоль, волосы; горящие, как агатовые звездочки глаза, вьющаяся борода; нос крупный с горбинкой; высокий рост, подстать Ему..."

К сожалению, дата на этой страничке дневника также отсутствует, но можно почти с уверенностью сказать, что запись была произведена где-то в начале 1826 года. Остен-Сакен вместо имени бывшего "владыки всея Руси" употребляет местоимение. Но мы позволим себе сообщить, что речь идет об Александре Романове. К сожалению, я так и не смог узнать, каким образом и кто конкретно помог императору покинуть скромный дом в Таганроге и примкнуть к презираемым и гонимым сектантам.

Обратимся вновь к запискам Дмитрия Ерофеевича: "...Его всегда что-то мучило, не давало покоя. Он мечтал об искуплении... Я догадывался: кровь отца, ибо Он сам говорил мне и другим, близким ему людям, будто он – Гамлет, только не принц Датский, а император Российский..."

В общине духоборцев Александр встретил настоящих друзей, честных и искренних. Привыкший всю свою сознательную жизнь притворяться, он вдруг почувствовал себя совершенно свободным и потому был по-настоящему счастлив.

Не успела завершиться русско-иранская война, как Николай I решает наказать турок, все еще недовольных условиями Бухарестского мирного договора и статьями Аккерманской конвенции. И вновь граф Остен-Сакен направляется на войну, теперь уже с Османской империей (1828-1829). Война закончилась победой русского оружия. Россия – в зените славы и могущества. Император доволен. Наступил мир, но надолго ли?

Оказалось, что почти два года генерал Остен-Сакен, проведший часть жизни в походной палатке, не воюет. Тем временем жизнь духоборцев ничем не омрачалась: тяжелый земледельческий труд чередовался с усердными молитвами, постами и подлинным товариществом. Они не ведали, что русские генералы, мечтающие "прибить щит на золотые врата Царьграда", вели солдат на священную войну против мусульманских угнетателей – болгар и сербов, и, казалось, еще немного усилий, и гроб Господний, и град Святой будут отобраны у бусурман...

Из дневника Остен-Сакена: "...июнь 1830 г. Он окреп, загорел, изрядно повеселел... привязан к своему "брату" Иоанну... Узнаю кое-что из жизни Иоанна, стало жутко... Он изъявил желание, от которого не могу прийти в себя. Уговорил Его отправиться в Одессу, а там, как Бог даст..."

(Продолжение следует.)

К оглавлению номера Вверх Подшивка
К оглавлению ВверхПодшивка